Главная / Денежные переводы / Наталья Зубаревич: "Самый адский риск для России - деградация". На карте России нет точек, где ситуация «особенно критическая» — она такая везде Зубаревич декабрь

Наталья Зубаревич: "Самый адский риск для России - деградация". На карте России нет точек, где ситуация «особенно критическая» — она такая везде Зубаревич декабрь

https://www.сайт/2016-11-10/ekonom_geograf_natalya_zubarevich_o_tom_kak_regionalnye_elity_idut_po_minnomu_polyu

«Губернаторы стали козлами отпущения»

Эконом-географ Наталья Зубаревич – о том, как региональные элиты идут «по минному полю»

Дмитрий Азаров/Коммерсантъ

Экономист-регионовед, профессор МГУ Наталья Зубаревич - один из ведущих экспертов по развитию российских территорий. В регионах ее любят и немного побаиваются. Любят за живой ум, за доскональное знание материала, за умение легко рассказывать о сложных экономических вопросах. Побаиваются за умение говорить правду, какой бы горькой она ни казалась. 19 ноября Наталья Зубаревич будет участвовать в качестве эксперта в работе «Общероссийского гражданского форума». В интервью сайт она рассказала о том, как российские регионы пытаются справиться с усиливающимся бюджетным кризисом, и объяснила, почему субъектам РФ сложно договориться для отстаивания интересов сообща.

«Рубить - дело непростое»

— Мы с вами разговариваем в тот момент, когда в регионах в самом разгаре бюджетный процесс. Денег не хватает, в этом году особенно сильно. У некоторых регионов, например у Чечни, есть политическая возможность попросить федеральный центр не уменьшать поддержку, у других регионов такой возможности нет. Какие основные рецепты сегодня применяют региональные власти для сохранения финансовой стабильности, какие у них есть стратегии, какие типичные ошибки они допускают?

— Ответить на этот вопрос непросто, потому что это «броуновское движение». Каждый выкручивается, как может, идет своим путем по «минному полю», и систематизировать это пока невозможно.

Во всяком случае, все регионы уже поняли, что сегодня привлечь инвесторов трудно, не то время. А раз вы не можете повысить поступления налогов, остается рубить расходы. Но тут тоже все очень непросто, потому что требования сверху никто не отменял. Надо и зарплату вовремя повышать в соответствии с «майскими указами», и выполнять программу переселения из ветхого и аварийного жилья, и дороги строить, за что тоже приходится отчитываться. На программы развития агросектора, инфраструктуры выделяются субсидии из федерального бюджета, и тут дураков нет: если деньги дают, то их надо взять. А взять их можно, только прибавив свои, потому что субсидии выделяются по принципу софинансирования. И бюджет региона разрывается на части, потому что нельзя профинансировать все - что-то приходится рубить.

— Что рубят?

— Логика первых двух лет бюджетного кризиса была довольно простой. В 2013 году пытались сокращать поддержку ЖКХ и расходы на национальную экономику - это, в основном, расходы на дорожное строительство, на транспорт, на сельское хозяйство. Но как только мы вступили в клинч и начали заниматься импортозамещением, федеральный центр увеличил субсидии на агросектор - и их тоже надо софинансировать, а отчетности по дорогам и жилью никто не отменял. В 2015 года наступил черед социальных расходов, ушли в минус в номинальном выражении суммарные расходы регионов на культуру - почти на 3%, около нуля был рост расходов на образование, и снова снизились расходы на ЖКХ.

Сергей Черных/РИА Новости

Но рубить - дело непростое. Например, в первом полугодии 2016 года расходы на ЖКХ снова пошли вверх. Ведь как сокращать расходы бюджетов на ЖКХ? Модернизация системы не проведена. Тепло-, водо-, электроснабжение обеспечивают почти везде локальные монополисты, как правило, по завышенным ценам. Знаю немало случаев, когда муниципалитеты оптимизировали расходы на ЖКХ «простым дедовским способом» - накапливали неплатежи. Но потом поставщик услуги сообщал, что завтра вырубит свет или газ - и приходилось платить. Поэтому, когда смотришь на динамику расходов на ЖКХ в регионах, график как зубья пилы - вверх-вниз, вверх-вниз. Вот так и оптимизируют. Назвать это рациональной оптимизацией я не могу. Что еще остается, если реформы не проведены? Повышать тариф для населения и предприятий?

Издержки шаг за шагом перекладываются на население: оно платит за все: за монополизм, за высокую стоимость услуг. Но сейчас кризис, доходы населения падают, и реакция людей на растущие суммы в квитанциях все болезненнее. «Минное поле» для властей. Поэтому на вопрос «как сегодня региональные власти выкручиваются» ответить можно так: разными способами и с неочевидным результатом.

Напомню, что в 2016 году были выборы. И социальные расходы бюджетов регионов опять начали расти: в период с января по август текущего года к январю-августу предыдущего расходы на социальную защиту населения выросли на 6%, потому что рубить пособия населению перед выборами политически опасно. Правда, регионы пытаются оптимизировать систему социальной защиты, сократить число получателей тех или иных видов помощи. Расходы на образование и здравоохранение тоже выросли, хотя и минимально - на 1-2%.

Какой будет динамика по итогам года, пока неясно. Выборы прошли, а необходимость оптимизации расходов бюджетов никуда не делась. Региональным властям нужно пройти между Сциллой и Харибдой - и расходы оптимизировать, и сохранить спокойствие населения. Куда ни кинь, всюду клин. В результате сокращают все по чуть-чуть: по шажочку, курочка по зернышку. Это и есть основной принцип.

— А расходы на содержание чиновников сокращать удается?

— Всегда внимательно смотрю на динамику расходов по статье «общегосударственные вопросы» - это расходы на бюрократию. В январе-августе 2016 года их сократили 25 регионов, хотя можно бы и побольше. В предыдущие пару лет себя любимых старались не обижать. Не везде и потихоньку сокращается управленческий аппарат и даже заработная плата чиновников. Есть регионы, где все это рубится жестко, но это единичные случаи. Например, Ненецкий автономный округ, где катастрофически сократились доходы бюджета после падения цен на нефть, а расходы при этом были раздуты. Поэтому сейчас они жестко рубят расходы, в том числе на госуправление.

Но в подавляющем большинстве регионов бюджеты не зависят от нефтегазовых доходов. Помогает и то, что НДФЛ все-таки растет (на 7% в январе-августе этого года), а НДФЛ - базовый налог для большинства регионов. Выросли и поступления налога на прибыль - на 6%. Однако трансферты регионам сократились на 14%, помощи от федеральных властей все меньше.

В общем, картина мозаичная, и я бы пока воздержалась от выделения трендов. Но один могу назвать - регионам придется выкручиваться самим, скрести по всем сусекам. В кризис возрастает значимость качества управления, адекватности и активности региональных властей.

«Регионы поняли, что это суровая история»

— Есть еще один путь быстро решить проблему дисбаланса бюджета: нарастить долг. Многие регионы занимают очень активно.

— Долг регионов и муниципалитетов чуть сократился с 2,66 триллиона рублей в январе до 2,61 триллиона в октябре. Опережающими темпами отдает долги Москва, но у нее и проблем нет, профицит бюджета такой, что никому и не снилось - 183 млрд рублей, это практически весь бюджет Свердловской области. Но 47 регионов продолжали наращивать долг, в том числе самые закредитованные Мордовия, Хакасия, Орловская, Саратовская, Астраханская области. Опять-таки нет тренда, регионы «расползаются» в разные стороны.

— Кто-то наращивает долг за счет бюджетных кредитов, а кто-то - за счет коммерческих. Чем это объясняется?

— Хороший вопрос. Кому-то подфартило, выдали больше дешевых бюджетных кредитов. Кому-то нет, приходится обращаться в коммерческие банки. Структура долга к октябрю немного улучшилась, выросла доля бюджетных кредитов. Но в конце года она всегда ухудшается, регионы опять набирают кредиты банков, чтобы расплатиться по обязательствам бюджета. Есть еще один риск. Уже заявлено, что в 2017 году объем бюджетных кредитов будет не 310 миллиардов рублей, а 100-150 миллиардов. Будут также жестче следить за тем, как эти кредиты используются. Скорее всего, регионам придется затягивать пояса все туже.

— В получении бюджетных кредитов, скорее всего, есть политическая подоплека, потому что, согласно статистике, у кавказских республик 100% бюджетных кредитов, а, например, у Курганской области 70% - коммерческие кредиты. Чем это объясняется? Разными лоббистскими возможностями?

— С одной стороны - да. Но в то же время кавказским республикам сложнее занять у коммерческих банков. У федерального бюджета есть и другие любимцы: например, Чукотка, большой долг которой почти полностью состоит из бюджетных кредитов. Процедура выдачи бюджетных кредитов непрозрачна. Есть правила: для получения дешевых бюджетных кредитов нужно сокращать численность занятых в госуправлении и расходы бюджета. Но Мордовии как давали, так и дают, она наращивает и расходы, и долг. Поэтому, конечно, лоббистская составляющая есть.

Саид Царнаев/РИА Новости

— Встречаются еще экзотические по нынешним временам способы заимствования. Например, на Ямале собираются выпускать облигационные займы для населения, то есть занимать у самих ямальцев.

— Почему нет? Регионы давно выпускают облигации, выступают как эмитенты на рынок ценных бумаг, и игроки рынка их покупают. Другое дело, что этот облигационный заем именно для населения мне сильно напоминает сталинские займы. Вопрос в том, будет ли покупка этого займа добровольной? Или она будет, как в сталинские времена, добровольно-принудительной? Как обычно, дьявол в деталях.

— Учитывая, сколько сотрудников нефтегазовых компаний там живет, насколько они зависимы от начальства…

— Да, зависимость огромная. Это действительно моноэкономика: нефтегазовый сектор и бюджетники с небольшой добавкой сектора рыночных услуг. Будет ли этот заем дополнительным бременем для бюджетников и сотрудников нефтегазовых компаний? Посмотрим.

— Если говорить о регионах Северного Кавказа, чем закончится эта дискуссия о сокращении поддержки?

— В первом полугодии 2016 года Чечне добавили бюджетных трансфертов на 14%. Правда, Ингушетии добавили более 20%, так что Чечня не является чемпионом. Суммарно всем регионам трансферты уменьшили на 12%. По данным за восемь месяцев трансферты Чечне выросли только на 1% к тому же периоду прошлого года, а в целом по регионам они сократились на 14%. Это означает, что в первом полугодии Чечне просто раньше выделили трансферты, а по итогам 2016 года она, скорее всего, получит примерно столько же, сколько было в прошлом году. Но все регионы получат существенно меньше, чем в прошлом году. Сейчас идет соревнование не «кому больше дали», а «кому меньше сократили».

«Майские указы - хорошая идея, но нечестная по исполнению»

— «Майские указы» стали тяжелым бременем для бюджета регионов. В 2018 году закончится очередной президентский срок Владимира Путина и настанет время подводить итоги выполнения этих указов, которые были реализацией его предвыборных обещаний. Скажите: от указов больше вреда или блага?

— Сложный вопрос. С точки зрения базовой цели - подтянуть заработную плату занятых в отраслях бюджетного сектора, - указы, конечно, благо. Идея сама по себе замечательная. Но есть первая закавыка: как это соотносится с повышением производительности труда? Просто раздача денег, в данном случае - нефтяной ренты, без повышения производительности труда - это неправильно.

Второе: идея была плохо просчитана, потому что в экономике, как говорится, «по одежке протягивай ножки»: если перестали расти доходы, то неоткуда взять деньги на дополнительные расходы.

Третий момент: хорошо быть белым и пушистым за чужой счет. По данным Центра развития Высшей школы экономики, расходы на «майские указы» на 70-80% легли на бюджеты регионов и только 20-30% в виде трансфертов добавил федеральный бюджет. Судя по тому, как с 2013 года регионы начали наращивать заимствования, тяжесть указов была неподъемной.

Дмитрий Астахов/РИА Новости

Четвертый момент: цель ведь была не только повысить зарплату, помимо пряника был и кнут. Расходы на «социалку» резко выросли за годы нефтяной ренты, их нужно было оптимизировать. Федеральной власти это делать не с руки, она же «белая и пушистая». Регионам пришлось повышать зарплаты, а если финансовых ресурсов недостаточно, то нужно было оптимизировать количество учреждений и численность занятых в отраслях социальной сферы. Действительно, «социалку» раздули в период нулевых, с этим никто не спорит. Но получилось, что «крайними» оказались регионы, а политические бонусы за повышение зарплаты получает федеральный центр. Это главное, что мне не нравится в этой конструкции. Она, может быть, хорошая по идее, но нечестная по исполнению. Кроме того, эта конструкция нарушает Бюджетный кодекс РФ, где четко прописано, что любые дополнительные обязательства, наложенные на тот или иной уровень власти, должны сопровождаться выделением источников финансирования этих обязательств.

И последнее, пятое: в условиях ухудшающейся экономической динамики зарплатные указы были ошибкой. С 2013 года экономика затормозилась, у бюджетов не было финансовых ресурсов, чтобы выполнять указы, а в 2015 году начался спад. Самым разумным в этих условиях была бы корректировка майских указов, возможность отложить их выполнение на несколько лет. Об этом говорил Алексей Кудрин, я с ним полностью согласна. Если принято решение, создающие риски дестабилизации бюджетной системы, его нужно отменить или хотя бы отложить. Но было сказано, что президентские указы к следующим президентским выборам должны быть выполнены. Мне кажется, что нежелание признать ошибки обусловлено доминированием политических целей над экономическими, а это опасно.

«Будут мучительно соображать, кого тронуть первым»

— Если заглядывать за президентские выборы 2018 года, как вам кажется, на какие шаги придется идти власти, чтобы улучшить бюджетную ситуацию?

— Я думаю, пойдут по пути увеличения фискального бремени. Прежде всего можно ожидать отказа от плоской шкалы налогообложения и переход к прогрессивной шкале НДФЛ. Второе - решения по повышению пенсионного возраста. С большой вероятностью будут ограничивать выплату пенсий работающим пенсионерам. Вряд их лишат пенсии - слишком много пенсионеров работает, это большая электоральная группа. Скорее отменят индексацию, чтобы сократить расходы бюджета.

Изменятся правила игры в социальной сфере. В здравоохранении и образовании они уже происходят, все больше услуг становятся платными. Этот процесс будет продолжаться.

В соцзащите начался тяжелейший переход от помощи по категориальному принципу к адресной поддержке. Категории - это «заслуженные» люди (ветераны труда, чернобыльцы) или группы с проблемами здоровья (инвалиды), им выделяется помощь вне зависимости от доходов. Необходимо переходить на принцип адресной поддержки, прежде всего малоимущих, но для этого потребуется улучшать систему учета доходов населения. Пока же преобладают попытки сократить количество получателей помощи. Судя по изменениям региональных законов, оптимизация пособий сильнее затронет семьи с детьми, а не пенсионеров. Пособия на ребенка, которые получают малообеспеченные семьи, очень низкие и почти не индексируются. Возможно закрытие программы материнского капитала.

Алексей Мальгавко/РИА Новости

Пожилых людей тоже могут ждать неприятные сюрпризы: в 2017 году будет снижен прожиточный минимум пенсионеров. Статистические игры всегда направлены на оптимизацию расходов бюджета. Например, «зарплатные» указы стало легче выполнять после того, как в декабре 2015 года была изменена методика расчета средней заработной платы в регионах, в результате ее уровень снизился на 13%. Даже небольшое снижение прожиточного минимума пенсионера позволит сократить доплаты до прожиточного минимума, которые обязаны финансировать региональные бюджеты и, в меньшей степени, федеральный. Таких ухищрений много.

Ни у одного профессора не хватит мозгов предсказать все ухищрения российской бюрократии, пытающейся оптимизировать расходы и повысить доходы бюджетов. Креатив фонтанирует, не успеваем уворачиваться. И этот процесс будет продолжаться. Диагностика этого кризиса простая - издержки ложатся на население.

«Цель каждого региона - перетянуть одеяло на себя»

— В Государственной думе половину состава сейчас занимают одномандатники. Можно ли ожидать, что это усилит лоббистские возможности регионов? Сможет ли новая дума, например, поставить вопрос об изменении принципов бюджетной политики?

— Я не политолог. На уровне здравого смысла могу сказать, что в российской политической атмосфере никакие одномандатники, кроме чеченских, не могут громко высказаться. И объединиться для отстаивания интересов всех регионов также не смогут. Горизонтального взаимодействия нет, каждый сам за себя. Подковерные лоббистские практики останутся доминирующими. Чтобы ситуация изменилась, должна появиться возможность отстаивать общие для регионов цели. Сегодня этого нет, у каждого региона главная цель - перетянуть одеяло на себя. Так что иллюзий насчет депутатов у меня нет. Одномандатники как институт - это лучше, чем партийные списки. Наверное, в следующих электоральных циклах они активизируются, но не сейчас.

— Если их не отменят…

— Все может быть. Пока же Госдума - это не то место, где регионы решают свои проблемы, но все равно это лучше, чем было прежде.

— Уральскую экономику пока спасает гособоронзаказ. В Свердловской области за девять месяцев зафиксировано 7% роста индекса промышленного производства, но в основном этот рост обеспечен выполнением оборонного заказа.

— Свердловская область не одна такая, Брянская область растет двузначными темпами, Тульская область - под 10%.

У федерального бюджета в прошлом году был дефицит в два триллиона рублей, а в этом году будет еще больше. Вопрос в том, сколько времени еще гособоронзаказ будут финансировать в таких же объемах.

— Я хотел вас об этом спросить.

— В 2015 году расходы федерального бюджета на национальную оборону выросли на 28%. Трансферты Пенсионному фонду - на 31%. Это главные причины двухтриллионного дефицита. Мне показалось, что власть достаточно разумна и понимает риски, поэтому 2016 год станет годом хоть какого-то сокращения оборонных расходов. Но я ошиблась. В октябре было принято решение, что расходы на оборону увеличатся до конца года еще на 600 миллиардов. В результате доля расходов на нацоборону достигнет 22%. В 2015 году суммарные расходы на национальную оборону (20% всех расходов) и на национальную безопасность (13%) составили треть расходов федерального бюджета. Бюджет военного времени. Вопрос в том, когда этот тренд развернется обратно. В 2017 году запланировано небольшое сокращение расходов. Оно неравномерно «размажется» по предприятиям и организациям оборонного комплекса: кому-то урежут больше, кому-то меньше. Мне кажется, что «Уралвагонзаводу» порежут не так сильно, это своего рода символ нашей оборонки. Но все равно порежут. Ведь основные деньги идут не на армию, а именно на гособоронзаказ.

Алексей Никольский/РИА Новости

Власти постараются сделать этот процесс медленным, но делать это все равно придется. Ситуация небезнадежная: расходы на нацбезопасность начали сокращать уже в 2015 году. Какие-то адекватные решения все-таки принимаются, но чудовищно медленно.

Власти откладывают необходимые решения по оптимизации расходов. Ресурсы пока есть. Видимо, пока кирпичом по голове не стукнет, будем жить по инерции.

«Ты не можешь не нарушать, управляя регионом»

— Я недавно видел ваше выступление в Вологодской области. Вы говорили о том, что в регионах, где нет ярко выраженных конкурентных преимуществ, особенно важна роль профессионализма управленцев. В то же время: а где их взять, этих управленцев? Качество региональных элит снижается. Не знаю, читали ли вы интересную статью в последнем «Ъ-Власть»? Там констатируется факт, который уже давно понятен в регионах: губернаторское кресло стало далеко не конфеткой.

— Это правда, жизнь как на минном поле. Ощущение власти пока греет, но прежней защищенности нет. Непонятно, кто из губернаторов следующим попадёт под раздачу. «Скелеты в шкафу» есть у всех, невозможно управлять регионом, не нарушая противоречивых законов. Губернаторы поняли, что они становятся козлами отпущения.

— Тем более тебе нужно быть и популярным среди населения, и отчитываться перед начальником.

— И иметь при этом финансовые ресурсы для того, чтобы все это делать.

— Где тогда в этих условиях брать кадры для формирования губернаторского корпуса?

— Ну, чувство кайфа от власти никто не отменял, поэтому кадры найдутся. Вопрос не в количестве, а в качестве. Качество рухнуло уже в «нулевые», в период назначений, потому что на эти посты пришло много людей, попросту не способных управлять. Дополнительные риски несет вторая волна прихода силовиков в губернаторы. Первый раз это было в «нулевых», и тогда ни один регион под руководством представителя армии или ФСБ не показал нормального управления и развития. Для управления регионом нужны другие навыки. Силовики умеют прессовать, но от этого экономика региона еще дольше будет в стагнации. Это надо понимать.

Евгений Зиничев не проработал губернатором Калининградской области и 100 дней. Не все силовики так быстро понимают, что руководить регионом - это слишком тяжелоИгорь Зарембо

Качество управления в регионах очень разное. Есть регионы, где попытки что-то делать сохранились. Но их становится все меньше, потому что на регионы тяжелой бетонной плитой давит плохой инвестиционный климат всей страны и существующая система отношений «центр-регионы». Это вертикаль, команды которой нужно выполнять. Нужно учитывать и экономическую конъюнктуру: в период кризиса и стагнации КПД даже профессиональных команд и их навыки играют меньшую роль. Тяжелее вытаскивать себя за уши из болота. Но классическую лягушку в крынке с молоком никто не отменял - лапками все равно надо сучить.

Мне кажется, что сейчас есть два базовых направления для региональных властей. Первое - грамотная оптимизация расходов, и это сложная работа. Нет одного-двух простых способов. И второе - это попытки сохранить хоть какие-то зоны инвестиционной привлекательности, основанной на конкурентном преимуществе региона - это работа с бизнесом.

— Есть регионы, которым более или менее удается даже сегодня?

— У Тюменской области до сих пор все очень неплохо, но у них в бюджете есть соответствующий задел, ресурсов больше, чем у большинства регионов. У области аккуратная бюджетная политика и правильная инвестполитика, хорошо используются конкурентные преимущества своего положения рядом с нефтегазодобывающими автономными округами.

Калужская область очень много сделала в 2000-х, там хорошая управленческая команда. Но все, что они смогли сделать, уже сделали, а новых горизонтов не просматривается. Пыталась привлечь инвесторов Ульяновская область, что-то получилось, что-то нет.

— А Татарстан?

— У Татарстана получается многое. Во-первых, есть финансовые ресурсы, немалая налоговая база. В Татарстане сохранилась последняя крупная региональная нефтяная компания. Благодаря льготам по налогу на добычу полезных ископаемых у нефтяников больше налог на прибыль, который в основном идет в региональный бюджет. Кроме того, в Татарстане еще со времен Минтимера Шаймиева четко выстроенная система управления. Да, есть кланы, есть коррупция. Но система управления более эффективна. Кроме того, в Татарстане пытаются диверсифицировать направления развития. И последнее (а по значимости, возможно, первое) - особые отношения с федеральным центром. При подготовке к тысячелетию Казани, Универсиаде-2013 республика получала значительную помощь из федерального бюджета. Я с большим уважением отношусь к тому, что они делают, однако понимаю, что это делается и благодаря особым условиям.

«Мегапроекты - это наша беда»

— Я знаю, что вы без энтузиазма относитесь к особой экономической зоне «Титановая долина» в Свердловской области. Вы скептически относитесь именно к «Титановой долине» или вообще к особым экономическим зонам?

— Особые экономические зоны - нормальный инструмент, если они помогают снижать издержки. Я бы всю Россию сделала особой экономической зоной, потому что издержки у нас запредельные - но кто ж позволит? Но зоны эти должны быть иными. Успешных в стране две. «Алабуга» в Татарстане - это зона в регионе, который заточен на развитие и привлечение инвестора. Поэтому зона работает в общем тренде и добавляет преимущество. Вторая успешная особая экономическая зона - в Липецкой области, там такого драйва, как в Татарстане, нет, но зона неплохая. Все остальные во многом оказались фикцией. Потому что, во-первых, они крошечные, а ведь агломерационный эффект никто не отменял. В результате те деньги, которые бюджет давал на их развитие, не оправдались в расчете на единицу производимой продукции.

Не имею ничего против особых экономических зон, а также территорий опережающего роста. Любые инструменты, стимулирующие развитие, - хорошее дело. Я против того, чтобы в этих территориях назначались специализации, чтобы туда привлекались инвесторы под назначенную бюрократами - или даже учеными! - специализацию. Всегда должен выбирать бизнес, потому что он рискует своими деньгами.

— Что касается разного рода мегапроектов…

— Это наша беда.

— У нас был такой «Урал промышленный - Урал полярный».

— Сколько я его критиковала у вас же в Екатеринбурге на бесконечных конференциях! Мой прогноз оправдался, этот проект не будет реализован.

— Сейчас арестован руководитель АО «Корпорация развития», которая занималась этим проектом.

— Что я тут могу сказать? Примерно то же самое я говорила про госкорпорацию «Курорты Северного Кавказа». То, что построил Дмитрий Пумпянский в Домбае, - это уже есть без всякой госкорпорации. А то, что построит Чечня, будет стоять памятником эпохи, дожидаясь туристов. В горнолыжном курорте Дагестана не будет снега. Жизнеспособными оказались только старые советские курорты, которые были в лучших местах: Приэльбрусье, Домбай, они развивались органически. Не задавливайте местный бизнес, и он постепенно вырастет и станет более современным. Органический рост снизу - он самый правильный. Но нет, мы будем делать что-нибудь глобальное!..

«Мегапроекты - это наша беда»Яромир Романов/сайт

— Ну, «УП - УП» - другое, железную дорогу-то никакой частный бизнес не построит.

— Этот проект был мертворожденным изначально. В нем не было никакого экономического смысла. Он был пролоббирован некоторым уральскими бизнесменами, которые пришли в «Единую Россию». А она готова верить и в живую воду Петрика, и в «Урал промышленный - Урал полярный».

— Что касается не инфраструктурных проектов, а, например, таких как Чемпионат мира по футболу?..

— Без комментариев. Меня убьют все мужчины России, и женщины-болельщицы тоже убьют. Стадион - это не экономика, стадион - это «хлеба и зрелищ». Экономическую отдачу дают инвестиции в рекреацию, когда люди отдыхают, занимаются спортом и тратят свои деньги. Заставить стадион работать семь дней в неделю 365 дней в году невозможно. В большинстве случаев крупные спортивные сооружения убыточны. Если региону везет, расходы на содержание этих сооружений ложатся на федеральный бюджет. Кстати, Татарстан после Универсиады оставил себе все гостиницы, кампус пошел под университет, а убыточный стадион повесили на федеральный бюджет. Уже в Сочи этот номер не прошел, как ни пытались власти Краснодарского края.

Большие игрища - это времена Римской империи. Гораздо большую отдачу дают менее капиталоемкие сооружения, позволяющие использовать их в ежедневном режиме для живущего вокруг населения. В развитых странах больших стадионов уже особо не строят, потребности изменились. А когда проводят большие соревнования, используют уже имеющиеся объекты, поэтому издержки минимальны. Или отказываются от больших соревнований, чтобы не тратить деньги неэффективно. А мы уподобляемся Бразилии. Понятно, что это стадия развития страны. В России пока невозможна беспонтовая экономика, потому что слишком много понтов во власти. Все взаимосвязано.

Конференции 2017 г.

Выездная стратегическая сессия Минэкономразвития "Подготовка стратегии пространственного развития РФ". Пленарный доклад "Региональное развитие: инерция и изменение. Роль конкурентных преимуществ и региональной политики". Суздаль, 20 янв. 2017.
Сочинский экономический форум. Выступление на круглом столе "Стратегия развития Краснодарского края". Сочи, 28 фев. 2017.
XV межд. эконом. конфенция "Западная Сибирь: регион, экономика, инвестиции". Фонд Фридриха Науманна. Доклад "Социально-экономическое развитие регионов России: виден ли выход из кризиса?" Барнаул, 6 мар. 2017.
Межд. конференция "Comparative Analysis of Social Issues and Economic Institutions". Доклад "Regional Development and Inequality in Russia: Factors and Trends". Институт экономических исследований ун-та Киото. Япония, Киото, 8-9 марта 2017.
XVIII Апрельская международная конференция ГУ-ВШЭ. Руководитель секции "Региональное развитие". Модератор сессии "Доходы и потребление, социальная инфраструктура". Москва, 11-12 апр. 2017.
IX Форум будущего "Постоянство в изменении". Выступление в дискуссии. Фонд Конрада Аденауэра. ФРГ, Саксония, 8-9 июня 2017.
Восточный экономический форум. Выступление на сессиях: "Борьба с социальным неравенством и поляризацией общества в странах АТР" и "Дальневосточники: демографическое развитие, новое качество жизни, новые возможности". Владивосток, 6 сен. 2017.
Московский финансовый форум. Сессия "Инклюзивный экономический рост и социальная политика будущего". Доклад "Социально-экономическое неравенство в крупных постсоветских странах: факторы и динамика". Москва, 8 сен. 2017
Братский экономический форум. Пленарный доклад "Социально-экономическое развитие регионов и городов России. Иркутская область и Братск на фоне страны". Братск, 15 сен. 2017
Школа-семинар молодых ученых РГО. Доклад "Как измерить региональное развитие? Методы, данные и результаты ддля России". С-Пб., 21 окт. 2017.
Минский экономический форум (KEF-2017). Дискуссионная панель "Кто найдет Россию (на ее пути к устойчивому росту)?". Минск, 2 ноя. 2017.
Международная конф. "The Vienna Prosess 2017: In research of new balanced relationship". Сессия "Business climate in Russian regions". Доклад "The main drivers and dynamics of Russian regions development: does business climat matter?". The Intenational Center for Advanced and Comparaive EU-Russia/NIS Research. Вена, 4-5 дек. 2017
XVII Международная научная конференция «Модернизация России: приоритеты, проблемы, решения». Институт научной информации по общественным наукам Российской академии наук (ИНИОН РАН), Российский экономический университет имени Г.В. Плеханова, Вольное экономическое общество России. Доклад "Социально-экономическое и инновационно-технологическое развитие Русского Севера, Сибири и Дальнего Востока, Республики Крым". Москва, 14-15 дек. 2017.

Февраль 2015 - 2-й Тюменский инвестиционный форум "Инвестиции. Индустриа-лизация. Регионы. Логика прорыва", г. Тюмень. Панельная дискуссия. Выступление на пленарной сессии. Доклад: Возможности и барьеры развития Тюменской области в меняющихся условиях. (Организатор - Администрация Тюменской области).

Февраль 2015 - Красноярский экономический форум -2015. Пленарное заседание "Кризис или время возможностей: внутри-российская повестка экономического развития", г. Красноярск. Выступление на пленарной сессии. Доклад: Возможности и барьеры развития регионов.

Февраль 2015 - Красноярский экономический форум-2015. Сессия "Мегаполисы Востока России", г. Красноярск. Доклад: Крупные города востока России: потенциал развития агломераций. (Организатор - Администрация Красноярского края).

Апрель 2015 - XXVI Апрельская международная научная конференция "Модерниза-ция экономики и общества", г. Москва. (Организатор - НИУ ВШЭ).

Пленарная дискуссия "Приоритеты социальной политики". Выступление на пленарной сессии. Доклад: Кризис в регионах: социальная проекция.

Круглый стол B-05. Российская экономика: диагностика проблем. Доклад: Региональная проекция кризиса. (Организатор - НИУ ВШЭ, АНЦЭА).

Публичная лекция. Доклад: Социально-экономическое развитие регионов и региональная политика.

Апрель 2015 - Конференция Пермского Политехнического университета "Современный город: общество, власть, управление". Пленарный доклад: Крупнейшие города России: развитие и конкуренция. (Организатор - Пермский политехнический университет).

Апрель 2015 - Center for EU Enlargement Studies (CENS) Европейского университета "Russia in global politics – driving values and interests, Венгрия, Будапешт. Доклад: New Crisis: Factors, Trends,Regional Perspective. (Организатор - Center for EU Enlargement
Studies (CENS)).

Май 2015 - II Симпозиум имени Т. И. Заславской «Социальные вызовы экономическому развитию». Пленарная дискуссия "Социально-экономическое развитие западных территорий России", г. Калининград. Доклад: Социально-экономическая динамика развития российских регионов: Калининградская область на фоне страны. (Организатор - РАНХиГС).

Май 2015 - Международный семинар "Восточный вектор России: шанс для зеленой экономики в природно-ресурсных регионах", Иркутская область. Доклад: Социально-экономическое развитие восточных регионов России. (Организатор - Институт географии СО РАН, Фонд Эберта).

Октябрь 2015 - Международный инвестиционный форум Сочи-2015, г. Сочи. (Организатор - Администрация Краснодарского края).

Сессия "Бюджетная ситуация в регионах в условиях экономического сжатия: риски, возможности и перспективы". Доклад: Бюджеты регионов и региональная политика: возможности и риски.

Сессия "Драйверы развития убывающих городов на примере моногородов". Выступление: Моногорода: диагностика проблем и выбор инструментов поддержки.

Октябрь 2015 - Московский урбанистический форум 2015. Панельная дискуссия "Города и территории России: новые вызовы - новые ответы", г. Москва. Доклад: Развитие крупных городов России: возможности и кризисные риски. (Организатор - Правительство Москвы).

Октябрь 2015 - Семинар Russian Institute "The State Of Russia: What comes next"?, Великобритания, Лондон. Доклад: Russian regions development prospects. (Организатор - Russian Institute, Kings College London).

Ноябрь 2015 - Конференция Высшей Школы экономики и менеджмента УрФУ и журнала Эксперт-Урал "Российские регионы в фокусе перемен", г. Екатеринбург. Пленарный доклад: Территориальное развитие и региональная политика: регионы и города. (Организатор - Высшая Школа экономики и менеджмента УрФУ и журнал Эксперт-Урал).

Ноябрь 2015 - NUPI&NORRUSS Program, Research Council of Norway " Today’s Russia – and where to next", Норвегия, Осло. Доклад: Russia’s regions: crisis trends and prospects . (Организатор - NUPI&NORRUSS Program, Research Council of Norway).

Ноябрь 2015 - Конференция Новой экономической ассоциации (НЭА) "Стратегия экономического развития и будущее российской экономики", г. Москва. Доклад: Стратегия пространст-венного развития после кризиса: от "больших проектов" к институци-ональной модернизации. (Организатор - Новая экономическая ассоциация (НЭА)).

Ноябрь 2015 - "Мозаика городских пространств: экономические, социальные, культурные и экологические процессы", г. Москва. Пленарный доклад: Социально-экономическое развитие больших городов России в 2010-х годах. (Организатор - Географический факультет МГУ, Русское географическое общество).

Правообладатель иллюстрации Egor Gaidar Foundation Image caption Прежняя модель экономического роста в России перестала работать еще в 2013 году, считает Наталья Зубаревич

Российские регионы накапливают бюджетные дисбалансы и продолжают всё глубже увязать в кризисе. Где нижняя точка этого пике - непонятно. Но ясно также, что к широким социальным выступлениям эта траектория падения вряд ли приведет, считает директор региональной программы Независимого института социальной политики Наталья Зубаревич.

Главный риск для России - в продолжении движения в сторону "понижательной адаптации населения", которая приводит к деградации в рамках существующей экономической модели. Такое мнение она высказала в ходе лекции "Депрессия в региональном измерении", прочитанной ею в четверг в Сахаровском центре.

Одним из организаторов мероприятия выступил Фонд Егора Гайдара.

По словам Натальи Зубаревич, кризис, который сейчас переживает России, начался еще в 2013 году, когда перестала работать "машинка" старого экономического роста. Модель, сформировавшаяся в 2000-х годах, остановилась.

Три измерения текущего кризиса

Что было раньше? У нас росли цены на нефть, в экономике становилось больше денег. Параллельно, мягко говоря, не улучшались институты, барьеров для развития бизнеса становилось больше. Но пока росла цена на нефть, эта система балансировалась. Как только цена на нефть встала, даже пусть при 110 долларах за баррель, - всё, экономика затормозилась.

Мы забуксовали в декабре 2013 года - уже тот год был нулевым по промышленности, доходы росли еле-еле. Все началось со стагнации, а в минус мы пошли уже тогда, когда добавились внешние факторы: Крым, санкции и антисанкции, которые больше всего сказались на росте инфляции.

Новый кризис - медленный, мы до сих пор не смогли найти новые драйверы роста. В общероссийском масштабе кризис разворачивается на трех уровнях. Во-первых, страдают региональные бюджеты: уже три года они разбалансированы и испытывают очень сильное долговое напряжение. Эта разбалансировка началась в декабре 2012 года, когда в первый раз регионам надо было отчитываться за увеличение зарплат бюджетникам (в соответствии с майскими указами Владимира Путина).

Во-вторых, мы наблюдаем инвестиционный кризис: происходит существенное сокращение прямых инвестиций.

В-третьих, кризис оказывает эффект на доходы и потребление. Наконец, в том, что касается промышленности, реального сектора, нынешний кризис не совсем то же самое, что раньше: мы привыкли что кризис - это завод встал, локаут [закрытие предприятия и массовое увольнение рабочих], забастовка. Нынешний кризис не такой - он более скрытый.

Правообладатель иллюстрации Getty Image caption Россия движется траекторией "понижательной адаптации", считает Наталья Зубаревич

"Проверка на патриотизм"

Самое обидное, что этот кризис довольно сильно ударил по тем регионам, где были уже модернизированные отрасли - прежде всего, по нашему автопрому, особенно сборочному. Отрасли, где хороший менеджмент и на выходе неплохой продукт, - они легли.

В общей сложности долг регионов и муниципалитетов составляет 2,66 трлн рублей - около 3% ВВП Наталья Зубаревич

Спад в автопроме составил 30%, но еще хуже ситуация с производством вагонов - минус 60%. Здесь грохнуло по всему производству вагонов. Злые языки говорят, мол, посмотрим теперь на "Уралвагонзавод" в Нижнем Тагиле. Известно, что танков там производится от силы 20%, а остальное - вагоны. Сейчас им там очень трудно: у них большая проверка на патриотизм. Следом за автопромом и вагонами идут полудепрессивные регионы: Кострома, Курган, Псков, Амурская область. Каждый кризис они проседают и потом едва ли "отжимаются".

Ну а кто этот кризис не особенно чувствует с точки зрения реальной экономики? Это три группы регионов: первая группа - современный, новый нефтегаз (Сахалин, Якутия, нефтянка Красноярского края, Ненецкий округ). Вторая группа - наш аграрный юг и регионы Центрального Черноземья. Третья группа - регионы военно-промышленного комплекса. Они растут быстрее всего: 7-11%.

Если сравнить уровни дотационности регионов в 2014 и 2015 годах, то они изменились не сильно. Однако в 2014 году федеральные трансферты в целом были больше. Кризис поджимает все-таки. Однако не стоит думать, что там, где дотационность выше, там и рисков больше. Например, мы видим, что высока доля трансфертов из федерального бюджета в консолидированном бюджете Чечни. Но вы уверены, что Чечне надо бояться? Я вот не очень уверена.

Регионы честные и регионы хитрые

Кто у нас у нас сейчас в плюсе? Это, например, Москва, Тюменская область. Ленинградская область ведет, на мой взгляд, цивилизованную бюджетную политику. При этом есть регионы, которые бедные, но при этом живут по средствам, стараясь не накапливать дефицитов. В 2015 году бедной и честной стала Владимирская область, она закончила год с профицитом. Там ответственная бюджетная политика.

В общей сложности долг регионов и муниципалитетов составляет 2,66 трлн рублей - около 3% ВВП. При этом есть регионы, которые блестяще умеют получать федеральные трансферты. В этом смысле одно из замечательных мест - республика Мордовия. У нее сейчас рекорд: долг составляет 165% собственных доходов. И ничего не боятся! А дефицит по этому году - 24%. То есть они израсходовали на 24% больше, чем заработали, и чувствуют себя хорошо.

Дают Мордовии бюджетный кредит, а она - хитрая такая - не пытается с его помощью заместить дорогие коммерческие кредиты, а продолжает тратить еще больше. В наших политических условиях и такое возможно. По этой картинке я читаю лоббистские возможности не только региональных властей, но и групп интересов, как-то связанных с региональными властями.

Подушки безопасности для рынка труда

Если посмотреть на динамику безработицы в российских регионах, то совсем небольшое, незначительное увеличение в 2015 году произошло, но оно не носило катастрофического характера. Почему? Нам же постоянно говорят: тут кого-то уволили, там кого-то сократили. Ответ прост. Увольнения в России сейчас идут крайне медленными дозами, потому что есть другие инструменты и факторы, влияющие на рынок труда.

Мы всегда входили в кризисы через неполную занятость. Это наш главный способ смягчения кризисных рисков Наталья Зубаревич

Главный фактор - это неполная занятость. Это абсолютно легальная, разрешенная законом форма. Неполное рабочее время, простои, отпуск по соглашению сторон. Вы работаете часть времени - и получаете за это часть зарплаты. И это, кстати, норма для России. Мы всегда входили в кризисы через неполную занятость. Это наш главный способ смягчения кризисных рисков для всех, это консенсус.

Мы же привыкли думать, что являемся страной, где невозможен консенсус: два человека - три мнения. А в трудовых вопросах у нас консенсус. Хорошо всем: бизнесу - потому что им без разницы, увольнять или снижать зарплаты. Государству хорошо - потому что люди не уволены, протестов нет. Людям тоже относительно нормально - конечно, зарплата стала меньше, но зато ведь меня не уволили, степень неопределенности не выросла, а послезавтра все будет хорошо! Мы потерпим, мы подождем.

Правообладатель иллюстрации AFP Image caption Россияне до последнего спасаются от кризиса в индивидуальных или "малогрупповых" стратегиях выживания - а выступать против власти считают нецелесообразным, считает Наталья Зубаревич

И вообще говоря, принимая во внимание нашу текущую демографию, нам дико повезло. Сейчас на рынок труда выходит поколение 1990-х годов. Оно на треть меньше предыдущего. А уходит самое многочисленное поколение - 1950-х годов. Если бы мы росли и развивались, то надо было бы лить крокодиловы слезы. А так - все в порядке.

У нас огромный неформальный сектор, где задействовано 20% населения трудоспособного возраста - это сейчас примерно 20 миллионов человек Наталья Зубаревич

Чтобы хоть как-то смягчить проблему выбытия населения трудоспособного возраста, нам потребуется иммиграция не меньше 600 тысяч человек в год (сейчас у нас больше 200 тысяч человек ежегодно). В таком сценарии к 2025 году у нас уменьшится число населения трудоспособного возраста на 8 миллионов. При плохом сценарии уменьшение составит 12 миллионов человек. Это официальные сценарии Росстата. Когда мы начнем отряхиваться и выходить [из кризиса], у нас будут большие проблемы. Кто у нас работать будет?

Наконец, когда мы говорим о том, что является подушкой безопасности для нашего рынка труда в кризис, надо еще вспомнить о таком своеобразном демпфере, как огромный неформальный сектор, где задействовано 20% населения трудоспособного возраста - это сейчас примерно 20 миллионов человек. Они официально могут где-то числиться и при этом делать статистику Росстату - ведь по методике МОТ (Международная организация труда), занятым человеком считается тот, который работает хотя бы два часа в неделю в течение последнего месяца.

На траектории понижательной стратегии

Что же этот кризис нам готовит? У нас будет медленный, вязкий кризис, без массовых увольнений. Будут дальше падать регионы с неконкурентной экономикой, промышленность будет вяло адаптироваться.

Впервые у нас происходит одновременное сжатие и в рыночных услугах, и в бюджетных. И еще год назад я думала, что именно поэтому кризис особенно больно ударит по жителям крупных городов, ведь здесь особенно большая доля экономики услуг. Но вы знаете, я ошиблась.

У меня [иностранные] журналисты спрашивают: у вас все падает, почему нет протестов? Ответ: по кочану! Наталья Зубаревич

Я совершенно недооценила способность образованного, достаточно неплохо зарабатывающего населения больших городов к понижательным стратегиям выживания. Мы так готовы катиться с горки, даже с хорошим образованием! Если ты понимаешь, что выход out для тебя не возможен, ты начинаешь искать выход in - и он всегда сводится к понижательной стратегии.

Когда я приезжаю в некоторые страны, у меня тамошние журналисты спрашивают: у вас все падает, почему нет протестов? Ответ: по кочану! Потому что нет линейной связи между динамикой экономики и социокультурным восприятием людей. Потому что дело людей - адаптироваться к любым изменениям. Эти люди в адаптации выбирают либо индивидуальные, либо малогрупповые стратегии - выживать с помощью друзей и родственников.

А бодаться с этим государством - себе дороже. Риски коллективного действия в России чудовищны, результат совершенно не гарантирован, а возможностей выйти из ситуации через индивидуальные стратегии есть всегда. Наш опыт жизни этому нас научил.

И вот сейчас вся страна тихо-мирно движется в режиме понижательной адаптации. А как вы понимаете, это приводит к деградации. И для меня сейчас это самый адский риск - деградация.

было опубликовано большое интервью с одной из ведущих экспертов по развитию российских территорий, экономистом-регионоведом, профессором МГУ Натальей Зубаревич. Приводим ее рассуждения о том, как российские регионы пытаются справиться с усиливающимся бюджетным кризисом, и почему субъектам РФ сложно договориться для отстаивания интересов сообща.

На чем экономят регионы

Все регионы уже поняли, что сегодня привлечь инвесторов трудно, не то время. А раз вы не можете повысить поступления налогов, остается рубить расходы. Но тут надо и зарплату вовремя повышать в соответствии с «майскими указами», и выполнять программу переселения из ветхого и аварийного жилья, и дороги строить, за что тоже приходится отчитываться. На программы развития агросектора, инфраструктуры выделяются субсидии из федерального бюджета, и тут дураков нет: если деньги дают, то их надо взять. А взять их можно, только прибавив свои, потому что субсидии выделяются по принципу софинансирования. И бюджет региона разрывается на части, потому что нельзя профинансировать все – что-то приходится рубить.

Логика первых двух лет бюджетного кризиса была довольно простой. В 2013 году пытались сокращать поддержку ЖКХ и расходы на национальную экономику – это, в основном, расходы на дорожное строительство, на транспорт, на сельское хозяйство. Но как только мы вступили в клинч и начали заниматься импортозамещением, федеральный центр увеличил субсидии на агросектор – и их тоже надо софинансировать, а отчетности по дорогам и жилью никто не отменял. В 2015 году наступил черед социальных расходов, ушли в минус в номинальном выражении суммарные расходы регионов на культуру – почти на 3%, около нуля был рост расходов на образование, и снова снизились расходы на ЖКХ.

Региональным властям нужно пройти между Сциллой и Харибдой – и расходы оптимизировать, и сохранить спокойствие населения. Куда ни кинь, всюду клин. В результате сокращают все по чуть-чуть: по шажочку, курочка по зернышку. Это и есть основной принцип.

Всегда внимательно смотрю на динамику расходов по статье «общегосударственные вопросы» – это расходы на бюрократию. В январе-августе 2016 года их сократили 25 регионов, хотя можно бы и побольше. В предыдущие пару лет себя любимых старались не обижать. Не везде и потихоньку сокращается управленческий аппарат и даже заработная плата чиновников. Есть регионы, где все это рубится жестко, но это единичные случаи.

Регионам придется выкручиваться самим, скрести по всем сусекам. В кризис возрастает значимость качества управления, адекватности и активности региональных властей.

Кто получает бюджетные кредиты

Кому-то подфартило, выдали больше дешевых бюджетных кредитов. Кому-то нет, приходится обращаться в коммерческие банки. Структура долга к октябрю немного улучшилась, выросла доля бюджетных кредитов. Но в конце года она всегда ухудшается, регионы опять набирают кредиты банков, чтобы расплатиться по обязательствам бюджета. Есть еще один риск. Уже заявлено, что в 2017 году объем бюджетных кредитов будет не 310 миллиардов рублей, а 100-150 миллиардов. Будут также жестче следить за тем, как эти кредиты используются. Скорее всего, регионам придется затягивать пояса все туже.

У кавказских республик 100% бюджетных кредитов, но в то же время сложнее занять у коммерческих банков. У федерального бюджета есть и другие любимцы: например, Чукотка, большой долг которой почти полностью состоит из бюджетных кредитов. Процедура выдачи бюджетных кредитов непрозрачна. Есть правила: для получения дешевых бюджетных кредитов нужно сокращать численность занятых в госуправлении и расходы бюджета. Но Мордовии как давали, так и дают, она наращивает и расходы, и долг. Поэтому, конечно, лоббистская составляющая есть.

Наталья Зубаревич. Фото: tvrain.ru

Об улучшении бюджетной ситуации после президентских выборов в 2018 году

Прежде всего можно ожидать отказа от плоской шкалы налогообложения и переход к прогрессивной шкале НДФЛ. Второе – решения по повышению пенсионного возраста. С большой вероятностью будут ограничивать выплату пенсий работающим пенсионерам. Вряд их лишат пенсии – слишком много пенсионеров работает, это большая электоральная группа. Скорее отменят индексацию, чтобы сократить расходы бюджета.

В соцзащите начался тяжелейший переход от помощи по категориальному принципу к адресной поддержке. Категории – это «заслуженные» люди (ветераны труда, чернобыльцы) или группы с проблемами здоровья (инвалиды), им выделяется помощь вне зависимости от доходов. Необходимо переходить на принцип адресной поддержки, прежде всего, малоимущих, но для этого потребуется улучшать систему учета доходов населения. Пока же преобладают попытки сократить количество получателей помощи. Судя по изменениям региональных законов, оптимизация пособий сильнее затронет семьи с детьми, а не пенсионеров. Пособия на ребенка, которые получают малообеспеченные семьи, очень низкие и почти не индексируются. Возможно закрытие программы материнского капитала.

Пожилых людей тоже могут ждать неприятные сюрпризы: в 2017 году будет снижен прожиточный минимум пенсионеров. Даже небольшое снижение прожиточного минимума пенсионера позволит сократить доплаты до прожиточного минимума, которые обязаны финансировать региональные бюджеты и, в меньшей степени, федеральный. Таких ухищрений много.

О губернаторах

Качество рухнуло уже в «нулевые», в период назначений, потому что на эти посты пришло много людей попросту не способных управлять. Дополнительные риски несет вторая волна прихода силовиков в губернаторы. Первый раз это было в «нулевых», и тогда ни один регион под руководством представителя армии или ФСБ не показал нормального управления и развития. Для управления регионом нужны другие навыки. Силовики умеют прессовать, но от этого экономика региона еще дольше будет в стагнации.

Мне кажется, что сейчас есть два базовых направления для региональных властей. Первое – грамотная оптимизация расходов, и это сложная работа. Нет одного-двух простых способов. И второе – это попытки сохранить хоть какие-то зоны инвестиционной привлекательности, основанной на конкурентном преимуществе региона – это работа с бизнесом.

И Новосибирск, и Екатеринбург, где в протестах участвовало много людей, — это макрорегиональные центры с модернизированным населением, имеющим запрос на учет властями своих интересов. Эти города всегда показывают большую продвинутость в общественно-политических процессах.

Махачкала — другая история. Это почти город-миллионник, если учитывать плотно застроенные пригороды, но его нельзя назвать крупным макрорегиональным центром. Особенность Махачкалы в том, что там действует много групп интересов. Да, до сих пор сохранились относительно свободные медиа, молодежь очень активно вовлечена в политический процесс, но в городе одновременно проходят интенсивная урбанизация и возврат к религиозным ценностям. К тому же за последние несколько лет, с приходом Рамазана Абдулатипова, разрушился диалог властей и населения: первые предпочитают силовое подавление всех альтернативных точек зрения. Поэтому если Новосибирск и Екатеринбург — просто продвинутые центры, которые идут следом за Москвой и Питером, то Махачкала — болевая точка, где еще сохранилось альтернативное мнение, а степень давления выше, чем в среднем по России.

Отрыв власти от населения достиг немыслимых размеров. Борьба с коррупцией просто стала подходящим эвфемизмом

Владивосток — особое место на так называемой «контактной границе»: люди там больше видят мир, что способствует формированию критического мышления. В этом смысле удивительно, что не так активно проявил себя Калининград. Обычно населению этих двух городов сложно что-то «впарить», регионы сформированы несколькими поколениями мигрантов, а это люди, способные принять решения и оторвать пятую точку от привычного места. Так что это в каком-то смысле немного другая культура: люди более независимые, со своей точкой зрения. Участие Владивостока в протестах — хорошая новость, но неучастие Калининграда — новость плохая.

Возможно, пассивность калининградцев связана с тем, что в 2011-2012 годах они активно принимали участие в протестах — людей вывела на улицы очень жесткая реформа социальной сферы. Очевидно, после этих манифестаций местная власть ведет себя аккуратнее, налаживает диалог, и это в какой-то мере сняло напряженность.

По сути все крупнейшие города — участники протестов: Москва, Питер, Екатеринбург, Новосибирск — показали общий решительно негативный настрой и выразили недовольство тем, что отрыв власти от населения достиг немыслимых размеров. Борьба с коррупцией просто стала подходящим эвфемизмом. Неудовлетворение связано с отсутствием обратной связи и полным нежеланием истеблишмента видеть проблемы страны.

Мы оказались в очень интересной ситуации: проблемы нельзя локализовать — они везде

Сейчас об этом заявляют региональные центры, потому что там люди более образованные, склонны к рефлексии и меньше боятся. Поэтому впервые в российской истории мы получили такой географический масштаб протеста. И это не вопрос хорошей работы Навального, уверяю вас, в Южно-Сахалинске он и его соратники не настолько популярны. Просто процесс дозрел, пришло нужное время. Люди сказали власти: «Не надо жить на Марсе».

Кризис начался в 2013 году и набирает обороты. Сейчас нет географических точек на карте России, где ситуация «особенно критическая», потому что она такая везде. Абсолютно у всего населения страны снижается уровень доходов — в 2016 году этот процесс шел даже быстрее, чем в 2015-м, — продолжается спад потребления и инвестиций. Если лежание на дне — это хорошая тенденция, по мнению властей, то население не будет делать вид, что все в порядке. Промышленный спад прекратился, большой безработицы как бы нет, но люди соглашаются на худшие условия, зарплаты и позиции. В периферии люди все чаще уходят в неформальную занятость, где нет никаких социальных гарантий и можно лишиться работы в любой момент. Все это не прибавляет оптимизма.

Это федеральная проблема — участие местных властей лишь замедляет падение, но чаще даже ускоряет его. Есть общероссийский тренд, и мы оказались в очень интересной ситуации: проблемы нельзя локализовать — они везде. И как ни странно, в региональных центрах этот кризис ощутим ничуть не меньше, чем на периферии. Это и отличает нынешний кризис от всех предыдущих.